Тихая бухта (Художник Г. Алимов) - Страница 10

— Просто китаец черемшу собирал, — сказал он. — Тут ее целая пропасть растет! — Потом помолчал секунду, что-то соображая, и спросил: — Ты говоришь, у него было черное пятно на лбу? Это, наверное, Колька-китаец. Он одному старику свою кровь проиграл…

— Кровь?! — испуганно спросил Димка.

— Да, денег у него не хватило: он стал играть на свою кровь, ну, значит, на жизнь, что ли… Проиграл. Теперь этот старик с ним делает что захочет.

— Как так?

— А вот так. Уж я это знаю.

И Шурка рассказал другу, что в поселке живет много китайцев и что работают они артелями, а распоряжаются артелями старшины — джангуйды, которые подыскивают китайцам работу, нанимают для них фанзы и за это забирают себе большую долю заработка.

По ночам же, когда китайцы не работают, они играют в карты. И карты у них совсем не похожи на наши — в одной колоде штук сто. До самого утра в китайских фанзах светятся огоньки, и часто слышится оттуда шум споров и драк. А если и бывает тихо, значит они курят опиум.

Где берут они этот яд, неизвестно. Только у джангуйдов он всегда есть.

Глава седьмая

Неподалеку от стойбища орочи мастерили лодку. Такой Димке еще не приходилось видеть. Она была сделана из пяти огромных кедровых досок.

— Вот видишь, — сказал Шурка, с гордостью показывая на эти доски, почти в метр ширины, — какие у нас деревья растут. А ты как думаешь, что в этой лодке самое интересное?

Димка осмотрел лодку. Нос ее был высоко вздернут в воздух и с двух сторон защищен широкими досками, точно забралом. Снизу выступало бревно, на котором был сделан помост из досок, точно панцирем одевающий нос лодки.

— Она на рыбу походит… — неуверенно сказал Димка.

— А вот и не это! — сказал Шурка.

— Ну, тогда я не знаю.

— В ней нет ни одного железного гвоздя? — торжественно заявил Шурка.

— Врешь! А как же она держится?

— А ее скрепляют деревянными гвоздями. Понимаешь, чем больше она в воде стоит, тем лучше размокает. Если железные гвозди поставить, они будут ржаветь и воду пропускать. Вот. И называется она по-ороченски «тымкты».

К вечеру лодка была закончена, и охотники спустили ее на воду, чтобы испытать, как она будет ходить в море.

На этой тымкты Шурка и Димка уехали домой, привязав к корме свою оморочку.

Ребята взгромоздились на носовой помост лодки. Он высоко поднимался над водой, и на нем было удобно лежать. Мальчики, растянувшись, смотрели в воду. Савелька — молодой ороч, сын Софрона — тоже поехал с ними.

Орочи взмахнули веслами, и тымкты плавно двинулась по реке. На берегу собралась толпа. Женщины смотрели молча, дети же бежали вприпрыжку вдоль берега и кричали. Потом они отстали. Тымкты вышла на Майдату.

Солнце багровым кругом, почти без лучей, висело над морем. Было тихо-тихо. Словно никогда ветер не залетал в эти края; будто вечно не шевелясь, стояли деревья по берегам. И вода стала темной. Озаренные мертвенным красным светом заходящего солнца, борта лодки отражались в воде пылающими полосами. Димка взглянул на Шурку. Тот, не мигая, смотрел на солнце, и оно красными точками горело у него в зрачках. Димка толкнул друга под локоть. Тот обернулся, и огоньки в его зрачках исчезли.

— Ты чего толкаешься? — спросил он с удивлением.

— А ты чего уставился на солнце? — сказал Димка.

— Люблю смотреть на него, когда оно такое. Красиво!

Вдруг нижний край солнца точно кто-то обрезал ножом. Свет становился тусклее. Темнота выступила из всех уголков и поползла на реку, на берега, в лес. И Савелька, взглянув вверх, вдруг сказал про солнце.

— Его домой пошел. Двери закрывай. Его боиса ночи. Спать хочу.

Солнце исчезло. Тотчас же наступила темнота. Лишь на западе в непостижимой высоте пылало багровое облако. Края его колебались, точно вздуваемые ветром. Савелька, теперь совсем невидимый в темноте, сказал:

— Это солнце печка топи. Огонь труба ходи. Его тама очень холодно.

Впереди засветились огоньки. Это был поселок. Тымкты тихо причалила к высокому берегу. Орочи, привязав ее к березе, свисавшей над водой, отправились к избе Савелия Петровича. А Димка помчался домой.

Стремительно распахнув дверь, он влетел в комнату. Он собирался единым духом рассказать отцу обо всем, что произошло за эти три дня. Но отец был не один. Возле него стоял приказчик Накано с чемоданом в руке.

Димка насупился и прошел в свою комнату, не ответив на приветствие приказчика. Отец вполголоса говорил:

— Извините, Накано-сан, я сказал, что ничего не возьму. И передайте господину Наяме, чтобы он ничего мне больше не присылал. Я ничего брать не буду. До свидания, Накано-сан!

Приказчик, пятясь, вышел из избы. На пороге он низко поклонился, коснувшись руками колен, и сказал:

— О, я понимаю… обстоятельства изменились… Хоросо!

Димка молча разделся, лег в постель и сразу же стал засыпать. И сквозь сон слышались ему не то совсем рядом, не то далеко за бухтой какие-то песни. В это время кровать словно покачнулась и поплыла куда-то, разноцветные точки закружились в глазах Димки, понеслись в хороводе, сплетаясь в удивительные узоры. «О каких обстоятельствах говорил Накано?» — подумал Димка, засыпая.

Глава восьмая

Обстоятельства действительно изменились. Поутру Димка, выйдя во двор, увидел красный флаг на воротах. Он взглянул на другие дома. И там висели такие же флаги — на углах, на плетнях, на коньках дощатых крыш. Кто повесил их здесь ночью, в бухте Тихой, пока Димка спал? Ведь еще вчера их здесь не было, ведь еще староста Чекрыга тут, и начальник белой милиции, и Наяма, и Накано. А флаги висят, ничего не боясь, и утренний ветер с моря дует на них, распрямляя их складки.